Среда обитания. Илья Колмановский: «Учитесь думать, как вы думаете»

Бедный Элиот

Илья Колмановский выступил с открытой лекцией в Иркутске в рамках III Научно-технической конференции Иркутской нефтяной компании, которая проходила 18-19 декабря. День Ильи Колмановского последние 15 лет начинается примерно так: он открывает почту и получает релизы ведущих университетов мира. И вот среди этих релизов на протяжении последних 15 лет всё время фигурирует образ существа, называемого «мозг». Наш мозг изучается целым комплексом наук, объединённых общим названием – нейронауки. Дошло до того, что в Верховном суде США есть специальный семинар по нейроправу. Адвокаты представляют в суды снимки мозга подзащитных, говоря, например, что в 18 лет у подзащитного был недостаточно развит волевой контроль, чтобы понимать, что за 3 доллара не надо было убивать старушку. Кто же совершил это преступление? Человек или мозг? И как мы принимаем решения? Илья Колмановский попытался рассказать, что же думают об этом нейроучёные.

– Со времён Платона считалось, что процесс принятия решений выглядит так: есть «дикие лошади» – чувства, есть «возничий» – разум, – говорит Илья Колмановский. – Разум – это что-то, что может обуздать наши несовершенные чувства. На эту борьбу «возничего» и «лошадей» опирается наша цивилизация, которая дала нам крышу над головой, наш Интернет, спутники в космосе. Это идеи, схожие с идеей Рене Декарта о «чистом разуме». Есть «чистый разум», и нам всем дана возможность как-то очистить наши решения от эмоций. И вот в этом направлении, в этом триумфе «здравого смысла», который я не хочу полностью свергнуть с пьедестала, произошёл важный поворот, который начался примерно 35 лет назад с одного конкретного медицинского случая.

Учёный, ныне профессор нейробиологии, психологии и философии Южно-Калифорнийского университета Антонио Дамасио работал с одним пациентом, который вошёл в учебники под именем Элиот. Элиот перенёс небольшую операцию по удалению опухоли в конкретном участке мозга. Он довольно быстро ушёл из клиники сам, сохранив высокий IQ, все функции, речь, моторный контроль. Элиот был менеджером, прихожанином местной общины, владельцем дома. «Однако вскоре оказалось, что он очень специфическим образом сошёл с ума, – говорит Илья Колмановский. – Сохраняя все основные функции, он потерял способность принимать любые решения – от того, какую еду выбрать в ресторане, до серьёзных решений по работе. Это произошло настолько быстро, что он попал под суд, его брак распался, он лишился своего дома. Жизнь покатилась под откос, и он снова оказался в кабинете врача. Психолог заметил, что о своих бедах человек рассказывал каким-то отрешённым и совершенно лишённым эмоциональной окраски тоном, как будто это случилось не с ним. Врач подключил его к устройству, которое измеряет электропроводность кожи, позволяет фиксировать даже безотчётный стресс. Пациенту показали картины бедствий, разрушений, великих радостей. Оказалось, что человек не имел абсолютно никакого контакта со своими чувствами. И тогда стало понятно, что именно вырезанный участок мозга отвечал за эмоции. Антонио Дамасио собрал большую подборку таких пациентов. С точки зрения Платона и Декарта, эти люди должны быть идеальными решателями, поскольку у них есть только «возничий», но нет никаких «лошадей». Но выяснилось, что без «лошадей» нельзя принять никакое решение. Это основная революция, которая случилась в нейронауке. Эпоха, которая наступила дальше, – это эпоха исследования эмоционального интеллекта.

Где сидит интуиция

Учёные поняли, что в нашем мозге работают по меньшей мере две системы, которые постоянно находятся между собой в очень сложном торге. Для того, чтобы мы не сошли с ума, непрерывно слушая этот диалог, он доносится до нас часто в виде безотчётного ощущения. Впервые в истории нашей цивилизации мы можем напрямую наблюдать действие двух систем – эмоционального интеллекта и рацио, поскольку знаем, какие участки мозга отвечают за их работу.

– Стоит обратить внимание на людей экстремальных профессий, где требуется максимальное развитие того, что мы привыкли называть интуицией, – говорит Илья Колмановский. – Я не боюсь произнести это слово, учёные его апроприировали, оно теперь принадлежит людям, работающим в лабораториях, мы умеем её измерять и знаем, в каких участках мозга живёт эта система и на какие молекулы, нейромедиаторы она опирается.

Илья Колмановский привёл в пример очень интересный кейс из военной психологии, который подробно рассматривался в судах. В январе 1991 года во время первых двух суток первой войны в Персидском заливе там скопились значительные силы союзников, авианосцы, силы ПВО. Боевые самолёты вылетали на миссии и разрушали наземную инфраструктуру противника. Один лейтенант дежурил перед экраном монохромного радара в трюме миноносца. Он видел, как боевые самолёты вылетают на миссии в сторону берега и возвращаются на палубу. Самолёты были изображены в виде точек на экране радара, в момент отлёта от береговой линии они отключали радиосвязь, чтобы не быть засечёнными ПВО противника. К концу первых суток он увидел очередную точку, и в этот момент у него застучало в висках, вспотели ладони, он испытал безотчётную панику и страх. У него было несколько десятков секунд, чтобы понять: это возвращается союзный бомбардировщик – или летит иракский «шелкопряд»? Он сбил самолёт. Это был «шелкопряд», лейтенант был прав. Но объяснить своё решение он не мог. Эксперты просмотрели запись с радара много раз и увидели, что есть простая инструментальная разница в том, как на экране радара выглядят «шелкопряд» и союзный самолёт. Оказалось, низко летящий «шелкопряд» в районе береговой линии, где много помех, сначала несколько секунд не виден на радаре, в отличие от высоко летящего самолёта союзников, который виден сразу. Лейтенант сумел увидеть эту разницу в первые секунды, его мозг зафиксировал это.

– То, что он не мог объяснить словами, очень хорошо засекла его система, которую мы называем «дофаминовая система предсказаний», – говорит Илья Колмановский. – Она работает у каждого из нас в тех заданиях, которые натренированы на большом опыте. Опыт этого лейтенанта – наблюдение за точками на экране. Поразительно, что мы живём во времена, когда можно подробно проследить, прозвонить такую систему и узнать, что происходит в мозге людей. В основном мы это знаем благодаря работам биолога Вольфрама Шульца. В 2017 году он и ещё двоё учёных, Питер Дайан и Рэй Долан, получили 1 миллион евро за эти исследования. В основе этих опытов лежат игры мозга с молекулой, которая называется «дофамин».

– Дофаминовая система работает так: она постоянно анализирует опыт, имея доступ к огромному количеству ресурсов, – продолжает Колмановский. – Масса нейронов непрерывно выясняет одну вещь: как выглядела ситуация, которая в итоге закончилась хорошо? Ей интересны две вещи: контекст и исход. Что мы получили в итоге? Пряники или кнуты? Ей нужно заставить нас встать с кровати и пойти искать еду, к примеру. Мозг, чтобы поднять вас, выделяет небольшое количество дофамина. Мы чувствуем лёгкий «аппетит», это может быть чувство голода или чувство новизны. Новизна – такая же награда для этой системы, как, например, еда. Некоторое количество дофамина заставляет нас испытать некоторый интерес к жизни, если его не будет, мы ляжем лицом к стене. По мере того как ситуация развивается в благоприятном направлении, мозг награждает вас большим количеством дофамина. И когда вы наконец глотаете настоящий эклер, мозг выделяет пиковое количество дофамина, чтобы вы запомнили – вот этот путь правильный. Но если это был эклер из папье-маше, то происходит иная, гораздо более значимая для нас эмоциональная вещь. Наказание и всё плохое значат для нас больше, чем всё хорошее. Если это был неправильный эклер, то запускается совершенно иная система, нейроучёные называют её «Последовательность «Чёрт побери». Это система стресса, антинаграды. Она гиперактивна у людей с депрессией, они любой исход считают негативным.

Однако дофаминовая система не идеальна. Она может втаскивать нас в ошибки, подчеркнул Илья Колмановский. Это то, чего как раз боялись Платон и Декарт. Есть знаменитый тест, который вошёл в историю как «Айовский тест». Учёные давали испытуемым крупную сумму – по 2 тысячи долларов. И четыре колоды карт, из которых надо было просто тянуть карты по очереди. Ты мог уйти из игры как с выигрышем, так и с проигрышем. А на картах были награды и штрафы. Учёные шельмовали: в двух колодах были высокие награды, но и высокие штрафы. В двух других – более умеренные. «Вам будет трудно поверить, но я это видел неоднократно в лабораторных условиях, – говорит Илья Колмановский. – Люди потрясающе медленно додумываются до того, что здесь происходит. Им нужно примерно 50 ходов, чтобы перестать тянуть руку к рискованным колодам. И ещё 30 ходов, чтобы словами сказать, в чём тут дело. Логика гораздо медленнее, чем интуиция. Люди начинали испытывать безотчётный стресс, когда тянули руку к рискованным колодам, уже на 10 ходу и лишь к 80 ходу могли словами объяснить, почему больше не хотят касаться этой колоды».

Дофаминовая система может обмануть нас, к примеру, при редких больших покупках, статистика по которым мозгом не накоплена. Покупка квартиры – как раз такой редкий случай. Если в квартире, которую мы покупаем один раз в жизни, риэлтор создаст запах жареной курицы, наша дофаминовая система будет знать, что нам там хорошо и очень приятно. Но это не будет иметь никакого отношения к тому, выгодна ли нам эта покупка. Ещё одна особенность этой системы заключается в том, что ей приходится анализировать огромное количество информации, а потому любое вмешательство разума там, где нужна интуиция, губительно. Особенно опасно «включать мозг» после серии неудач, к примеру в игре в гольф. Здесь действует принцип, изложенный в анекдоте: «Ёжик бежал по лесу, забыл, как дышать, упал и умер». А в нейронауке есть такое сленговое выражение: «Подавиться мыслью». Очень опасно вмешиваться в эту систему, потому что в момент, когда ты вмешаешься, ты уже не будешь знать, что интуиция тебе говорит.

Останови своих лошадей

Однако работа мозга невозможна без второй системы – рацио, «возничего», потому что иногда слушать интуицию смертельно опасно. Это ситуация принципиальной новизны, в которой человек никогда не был. Илья Колмановский привёл пример известной трагедии – истории пожарного десанта, погибшего в степных районах США в послевоенное время. Десант сбросили у реки, ветер, что случается очень редко, поменял направление, огонь погнал людей вверх по очень крутому склону. Молодые люди 18-19 лет на пике природной формы бежали от огня. Они невероятно талантливо делали то, что говорила им интуиция: «Убегайте, вас сейчас сожрёт огонь». Но это была гарантированная гибель, потому что от огня нельзя убежать вверх по склону. Спасся только один человек. И спустя годы учёные поняли, что было не так в мозге у этого пожарного, чем он отличался от других.

– Он перестал бежать, остановился и задумался. Остановил своих «лошадей», как завещал Платон, – говорит Илья Колмановский. – Понял, что находится в безвыходной ситуации и надо сделать что-то, чего он никогда не делал. Совершить акт творения. Как ни странно, за творчество отвечает как раз эта «сухая» часть нашего мозга, «возничий», префронтальная кора. Возможности «возничего» сегодня на сленге называются «префронтальный контроль». Пожарный, как сейчас считается, в считанные минуты изобрёл то, что называется «контрподжог». Он достал спички, успел выжечь вокруг себя участок травы, намочил тряпку водой из фляги, лёг на землю и дышал через тряпку. Огонь обошёл его стороной, потому что на выжженном месте для него не было пищи. Это очень важный момент. Люди, у которых опухоль в префронтальной коре, – чудовища из ночного кошмара Платона и Декарта. Они не могут противостоять никаким соблазнам, играют в азартные игры, злоупотребляют алкоголем, не могут остановиться.

Профессор Уоррен Биккель из Массачусетского технологического университета считает, что от префронтального контроля, от «возничего» зависят продолжительность и качество нашей жизни. Эпоха, когда мы перестали умирать от войн и эпидемий, называется «третьей эпидемиологической революцией». Сейчас, когда мы живём не 30–40 лет, а много больше, продолжительность жизни зависит от того, занимаемся ли мы спортом, едим ли вредную пищу, курим ли сигареты, пристёгиваемся ли ремнями безопасности. И всё это очень зависит от «возничего». Совершая эксперименты, Уоррен Биккель рассуждал так: «От этого участка зависит воля человека, а с другой стороны – оперативное внимание и возможность удерживать в памяти числа. Что произойдёт, если я буду тренировать людей с тяжёлыми зависимостями на запоминание чисел и арифметические действия?» Он взял группу алкоголиков и стал с ними заниматься. Чем отличается поведение этих людей от тех, у кого нет зависимости? Это очень хорошо показывает одна игра. Человеку задают вопрос: «Что ты предпочитаешь: тысячу долларов сейчас – или тысячу и 10 долларов через месяц?» Задают ещё много других вопросов и снова рандомно: «Тысячу долларов сейчас – или тысячу и 200 долларов через месяц?» Задав 10 таких вопросов, можно узнать метрику: ради какой суммы человек готов ждать. Это очень важная метрика, она позволяет сказать, насколько человек ценит будущее. Так вот: эта метрика очень плоха у людей с зависимостями, они почти не хотят ждать. В известном смысле человек приходит вечером домой пьяным потому, что он не смог удержать в своём оперативном внимании идею: вернуться трезвым. Когда перед его глазами появляется очень яркая награда в виде бутылки спиртного, он просто не в состоянии удержать в оперативной памяти прежнюю идею – быть трезвым. В течение полугода каждый день по 30 минут учёный играл с зависимыми людьми в логические игры, учил запоминать последовательности чисел, простые арифметические примеры. Плохая новость: они не перестали пить. Но у них улучшилась та самая метрика: они научились ценить будущее. Может быть, это будет иметь более долгосрочный эффект, учёные пока не знают. Но тренировать «возничего» можно, они уже это поняли.

– Сегодняшняя ситуация с исследованием мозга для нашей цивилизации необычна, – говорит Илья Колмановский. – Нам всегда всё нужно было решать разумом, но мы совершенно не имели представления, как работает наш мозг. Он вёл нас туда, куда считал нужным, и мы не имели об этом сведений. А теперь мы живём в то время, которое позволяет понять несколько базовых вещей про то, как мы думаем. Основа успеха – это не упование на «возничего» или «эмоциональный интеллект», а метамышление. Надо научиться думать, как мы думаем. Но пока учёные заняты исследованием нашего мозга, грядёт что-то новое. В этом году стало ясно, что остаток жизни человечеству придётся жить с гигантским нейроинструментом, который будет приаттачен к нашему мозгу. Это искусственный интеллект.

В конце 2017 года была презентована AlphaZero – разработанная компанией DeepMind программа для нейронных сетей, которая способна к самообучению. И она уже показала потрясающие результаты в шахматной игре. Её существование, её работа – это первый шаг к пониманию, как работает наше сознание. Мы живём в очень интересное время.