Сон земли

06:00 — 28.07.2016

Людмилу Викторовну (имя по просьбе переписчицы изменено) в деревне знают — не один десяток лет отработала в поселковой администрации. Поэтому многие зовут в дом, предлагают чашечку чая. Она с улыбкой отказывается:

— Если я в каждом доме буду чаи распивать, то, пожалуй, никогда не закончу.

До 15 августа (даты окончания переписи) ей надо обойти 430 хозяйств в шести окрестных деревнях и сёлах. Вопросов в списке не сказать, чтобы уж много: сколько грядок, их длина, ширина, какие культуры сажаем, есть ли живность, теплица, техника, землю под картошку обрабатываем вручную или нанимаем трактор, сколько земли используем…

На всё про всё уходит минут десять. Но это у нас, городских, начавших обрабатывать землю только в этом году

С фермерами разговор, конечно, длиннее. Но, по словам Людмилы Викторовны, на её территории таковых нет. На шесть сёл и деревень всего три коровы. И это при том, что население в большинстве своём местное, не чета нам, дачникам. А ведь раньше только на центральной усадьбе бурёнок было больше сотни. Траву выкашивали…

— Вот, кстати, при подготовке переписи неплохо было бы разделить вопросы — для дачников и тех, кто проживает на селе постоянно, — замечает Людмила Викторовна. — Это же совершенно разные категории. Заодно и посмотрели бы, сколько городских берут землю и заставляют её проснуться. Ведь спит у нас её немерено. Брошена. Но это я и без переписи знала, — грустно улыбается она. — Многие меня с опаской спрашивают, мол, вот расскажем сейчас всё по-честному, а нас потом ещё налогом каким-нибудь обложат. Да какой налог! Я вообще считаю: премию надо давать тем, кто землю обрабатывает, а не налоги повышать.

Елена Ивановна Широкова (на снимке) по жизни человек от статистики далёкий — возглавляет клуб в селе Шапкино Богородского района (подробнее о нём — на 12–13 стр.) Но помимо основной работы занимается сейчас и сельскохозяйственной переписью.

— У меня для обхода четыре деревни, — рассказывает. — В Шапкине больше местных, в Калёнках только трое, остальные дачники, в Троице 50 на 50, и в Лукине так же.

Принимают, признаётся Елена Ивановна, везде по-разному.

— Пока меня только двое обидели, — вздыхает беззлобно. — А в основном на чай зовут. Где и покушать предлагают — видят, что уже сил нет, усталость на лице написана. От некоторых вообще никак не уйдёшь — пообщаться хотят, начинают говорить, что растят, делятся советами. Но это бабушки в основном одинокие.

Вот вы спрашиваете, живёт ли деревня? Живёт. Да не всегда так, как нужно бы. Если раньше у моих родителей был и огород, и усад большущий, то сейчас только огород, и то не полностью засаженный. У большинства сельских жителей даже кур нет. Не говоря уже о поросятах, козах, коровах. Очень мало живности. Одно радует: что городские всё больше к земле стремятся, покупают её, обрабатывают. Земля же работать должна. Только так деревня задышит. Если слышны в ней голоса, значит, живёт.

По данным Нижегородстата, к середине переписи в регионе собраны сведения по 312 тысячам объектов (64 процента от их общего количества). Уже переписаны 96,5 процента крестьянских (фермерских) хозяйств и индивидуальных предпринимателей, 67,2 процента сельскохозяйственных организаций, 64,2 процента личных подсобных и других индивидуальных хозяйств граждан и 50,4 процента садоводческих и дачных некоммерческих объединений. В тройку лидеров по сбору необходимых статистических данных входят сегодня Вачский район (82,9 процента опрошенных), Бутурлинский (82,7 процента) и Большеболдинский (82,4 процента). Параллельно с опросами идут контрольные обходы. Инструкторы прежде всего смотрят на качество работы переписчиков. Выходят на те объекты, где при проверке переписных листов выявлены какие-либо неточности либо респондент отказался отвечать на вопросы. Впрочем, подобных случаев в области мало. Преимущественно люди охотно идут на контакт.

— К нам уже переписчица приходила, расспрашивала. У нас на огороде растёт, наверное, всё. Материально без этого выжить трудно. С этого года я и птицу завела. Поднапряглись, купили инкубатор, начали кур разводить. Но мой пример скорее исключение, чем правило. Очень много у нас земли заброшенной. Люди живут на селе, но не растят даже картошку. Трудно — в основном-то пожилые. Раньше можно было в совхозе трактор попросить. Он тебе и вспашет, и окучит. А сейчас… Даже если трактор и найдёшь, деньги плати, с которыми негусто. А вручную — не многим под силу.

— У нас пока переписчики не приходили. И о переписи, кстати, народ знает мало. Сначала думали вообще, что будут переписывать только фермеров, крестьянские хозяйства, а потом уже сказали, что всех, у кого земля в собственности. Люди, если честно, многие в панике: вдруг налог на землю поднимут, данью ещё какой обложат.

— Мы дом и землю в деревне купили несколько лет назад. Давно с женой хотели, взяли кредит. Переписчица к нам приходила — наша, местная. Поймал себя на мысли: рассказываю ей про наши многочисленные грядки, про урожай, про картошку, на которой каждое лето убиваемся, но которую у нас знакомые по осени слёзно просят продать (уж больно вкусная!), и так приятно об этом говорить. Ждём не дождёмся, когда на пенсию выйдем и приедем сюда жить постоянно. Никакого города не надо!