АРС-ПРЕСС

Хочу признаться в любви коллективу газеты, которую вы сейчас держите в руках. Благодаря доброму отношению этих людей, рубрика «Душа и творчество» живет в газете восемнадцать лет. В ней я имею возможность рассказывать о творческих людях, об их судьбах и достижениях.

Удивительное дело, но рубрика изменила мою жизнь и меня самого.

Заниматься творчеством и писать о художниках сложно, поскольку творческие люди обидчивы. Они порой ревнивы и тщеславны. Это и для меня характерно. Творчество - занятие публичное. Художник, актер, музыкант должны производить впечатление на публику. Твои картины, книги, игра - обязаны приводить в восторг. Как тут обойтись без тщеславия? Почти невозможно.

В творческих людях, независимо от пола, есть, что- то от профессиональной женщины-красавицы. Зайдет такая дама в помещение, окинет всех женщин взглядом, найдет у каждой изъян и успокоится. Если думаете, что я от этих комплексов полностью свободен, то ошибаетесь. Положение почти безвыходное. Хвалят - растет самомнение с тщеславием. Ругают, не замечают - в душе поселяется Сальери. Если ему дать волю, он превратит тебя в монстра.

Одна бывшая балерина удивила меня рассказом об острых стеклах, которые подсыпают друг другу в пуанты «подруги-лебеди». Театр вообще место особое. Помните Фаину Раневскую: «Девочки, против кого дружите?»

Как-то мне предложили оформить в театре драмы пьесу «Мера за меру» Шекспира. Спектакль вышел. Но я дал себе слово, что больше никогда не войду в театр с черного хода. Более того, сам вид освещенной сцены стал мне не мил. Много лет я отказывался ходить на спектакли и концерты, вызывая непонимание близких. Так сумели в театре потоптать мою гордыню, что еще долго приходил в себя. Тогда я не понимал, что, обижая, люди невольно воспитывают друг друга. Они помогают нам увидеть себя истинного, совсем не такого милого и «пушистого». А если ты узнал, какой монстр свил гнездо в твоей душе, то можно начинать приводить себя в порядок. Может, поэтому Антон Павлович Чехов назвал театр лазаретом самолюбий. В нем можно вылечиться или окончательно озлобиться, став мизантропом.

Художнику в своей студии легче. Ему не хлопают каждый день, цветами и восторгами не услаждают. Сидишь один у холста и понемногу наносишь на него краски.

Но вот в чем беда: стоило мне взять в руки кисть, я вспоминал какого-нибудь «врага». Я начинал его мысленно ругать, и работа на этом фоне шла довольно бойко. Более того, я постоянно кого-то мысленно обличал, произносил гневные монологи. Иначе говоря, жил я тогда в самодельном аду. Сколько времени и сил пришлось потратить, чтобы прекратить внутреннюю болтовню! Помню, покрестившись, решил попробовать молиться во время работы. Что вы думаете? Целый год я не мог нарисовать ни одной картины. Энергия отказывалась идти по непривычному для нее руслу.

Кого мне жаль, так поэтов! Бедные люди! Взял поэт ручку, зарифмовал свои чувства и пришел в восторг от самого себя. Попробуйте сказать что-нибудь против него, усомниться в гениальности!

Приведу живой пример. Было это много лет назад. Пришел ко мне в гости поэт Виктор Еращенко. Пришел в компании двух незнакомых мне мужиков, которые тоже оказались поэтами. Еращенко в те годы руководил молодежным литобъединением. Поэты вынули из авоськи бутылки с портвейном, стали чокаться, говорить тосты и читать стихи. Сам Виктор стихов не читал, он руководил чтением: «Теперь ты, Вася, прочти, а теперь ты давай».

Они читали, я слушал, и мне очень нравились их стихи. Возможно, был виноват портвейн. Все было хорошо, мирно, но вдруг один из поэтов побледнел, вскочил и принялся душить своего коллегу. Тот тоже схватил его за горло. Началась драка. Поэты пинались, били друг друга об стены, а на стенах висели мои новые картины! Один из драчунов сбил с подоконника бутылку с подсолнечным маслом. Она глухо квакнула о бетонный пол, и поэты заскользили по тесной мастерской, круша все на своем пути. С большим трудом мы с Виктором вытолкали озверелых пиитов за дверь.

Когда все успокоилось, я дал себе слово: больше ни одного поэта в мастерскую не пускать! Им тесно вдвоем на планете Земля.

Думаете, я тогда был много лучше моих гостей? Скорее всего, нет. У меня жил в душе негатив. Он заставлял меня видеть в людях массу недостатков. Все люди были поделены на хороших (своих) и плохих (чужих). «Плохие» меня раздражали, но и «свои» часто выводили из себя. В общем, я жил в самодельном пекле и думал, что это нормально, что все так живут.

Рассказываю все это, чтобы вы поняли, какие монстры водились и в моей душе. Ревнивость к чужим творческим успехам заставляла меня темнеть лицом. Зато чужая неудача была поводом для веселого злорадства.

Как с таким характером можно написать добрые слова о коллегах? Невозможно, потому что литературное творчество имеет свои законы. Чтобы рассказать о человеке, надо его понять, принять и полюбить. Сделать это нужно искренне, потому что вранье никому не нужно. Кто под него будет рубрику открывать? Люди прекрасно чувствуют фальшь. Что было делать? Пришлось вылезать из крепости, стены которой построены из эгоизма, недоверия, гордыни. Легко сказать, но как?

Оказалось, что знает это православная аскетика, древняя наука, знающая все о тайнах моей и вашей души. Трудиться надо над душой, приводить в порядок, настраивать как инструмент. Работа эта длительная, на всю жизнь.

Сначала было просто. Первые очерки я писал о людях мне симпатичных, о тех, кого хорошо знал и уважал. Степан Матвеевич Федотов, Евгений Михайлович Фентисов - мои учителя. Игорь Шабалин, Андрей Паукаев, Юрий Дунский - ученики и друзья. Поэтому писать о них мне было в радость. О тех, кого любишь, плохо не напишешь.

- Когда ты испишешься? - поинтересовался один журналист.

- Никогда, - ответил я, а про себя подумал: -Вот закончатся друзья, которые меня любят, и брошу писать.

Но случилось непонятное, я не заметил, как круг моих друзей расширился. Он становился все больше и больше. Рассказывая о себе, о своем детстве, о своих взглядах на искусство, мои герои поворачивались ко мне доброй стороной. Я отвечал им тем же. Так вот как начинает формироваться в душе рай, понял я.

Мне стало интересно узнавать в людях и в их судьбах промысел Бога. Это было то, что словами не скажешь, но то, что можно почувствовать между строк. Может, потому мои тексты вызывали интерес?

Я понял, что все люди посланники и что случайных встреч не бывает.

Правда, случались казусы. Например, один заслуженный художник обвинил меня: «Ты хочешь написать про меня, чтобы примазаться к моей славе?»

Раньше я бы нашел, что ответить. И мало бы не показалось. Но тогда я уже немного знал свои и чужие слабости. Что же, вот такой мне встретился герой, надо найти в нем то, что нас сблизит, а потом сделает его близким читателям. Чем сложнее материал, тем интереснее. И тем лучше повод умять собственную гордыню.

Надо сказать, что все происходило само собой. Так случилось, что начало литературной работы и обретение веры совпали по времени. У всех неофитов начинается миссионерский зуд. Они становятся страшными занудами, всех хотят осчастливить. Газета заставляла меня держаться в рамках приличия. За это ей большое спасибо.

Главное, что я усвоил: все люди нуждаются в любви. И главный источник любви ты сам. Надо начинать с себя. С себя, а не с других начинать приводить мир в порядок.

Настоящая любовь не чувство. Сейчас многие носят православные крестики, но, увы, к сожалению, при этом некоторые даже Новый Завет не осилили, иначе бы знали: христианская любовь - это действие. Помочь, понять, поддержать, подарить, простить. Кажется, все так просто, но почему тогда в нашем Хабаровске и вообще в стране столько разводов? Как вы думаете?

Уже сегодня, сейчас на земле есть место аду и раю. Например, самоубийцы бегут из ада в ад.

А человек, живущий в поле любви, - счастлив. Он знает, зачем пришел на землю и не боится смерти. В этом я убедился.

Автор: Постоянный ведущий рубрики Александр Лепетухин

О любви и не любви

Последние новости