Испытание Баренцевым морем

По следам сражений

Никогда не забыть тот день - 13 августа 1948 года, когда за кормой скрылись гостеприимные архангелогородские берега. Здесь, в водах Белого моря, моряки-североморцы в годы войны вступали в смертельную схватку с врагом, защищая родные берега. Это была зона ответственности Беломорской флотилии Северного флота.

Вот и теперь боевые корабли, выполняя особое задание, сопровождали суда Арктической экспедиции. Это те же тральщики, на боевых рубках которых виднелись скромные звёздочки с цифрами - количеством обезвреженных мин, минных полей, потопленных кораблей противника.

Суровы законы войны. Следуя заветам адмирала Ушакова - "Врагов не считают, их бьют",- североморцы не забывали и другое: морской бой - это бой, в котором нет отступления, в котором волны смыкаются над головою побеждённых врагов. И они побеждали. Германия была повержена, её флот, морской и речной, разделён между державами-победительницами.

Вот они, германские самоходные баржи, трофеи войны, идущие походным ордером N 2 двумя колоннами. Слева - Енисейский отряд, справа - Обь-Иртышский. Погода просто баловала - скупое полярное солнце слегка пригревало, создавая хорошее настроение. Пологая океанская волна как бы баюкала, обещая покой и благополучие.

Попутный ветерок слегка колыхал флаги и вымпелы боевых кораблей, видны были вспышки сигнальных прожекторов. Все издалека видели, как снуёт и снуёт между других судов посыльное судно экспедиции N 159, передавая распоряжения начальника экспедиции Ф. В. Наянова.

Связь простая - флажный семафор. Красные флажки так и мелькали в проворных руках военных сигнальщиков. Казалось, караван растянулся до самого горизонта и, выражаясь языком флотским, в море 36 вымпелов.

В самом хвосте два этаких юрких кораблика - это "БО", большие охотники за подводными лодками. Они в любую минуту готовы прийти на помощь, замыкая строй походного ордера. И, как обычно, с ними - неугомонные чайки, вечные спутники моряков. По давнему преданию, души погибших живы и будут вечно летать над морем, провожая корабли.

Итак, вперёд - на Восток! Как говаривали древние поморы - встречь солнцу.

Пёрышки в океане

Самоходная баржа под N 111 шла головной. Казалось, она самая надёжная: водоизмещение - 900 тонн, да и капитан Игнатков - бывалый мореход, арктические воды - его стихия.

Ещё будучи матросом, он изрядно был крещён Карским морем, помнит гибель в проливе Овцына мореходного бота "Белушатник" (капитан Н. А. Добровольский).

Итак, сто одиннадцатая набирала ход.

- Идём головными,- наставлял капитан свою команду,- глядите в оба.

- Не подведём, Пантелей Тихонович,- вторили Игнаткову его подчинённые.

Миновали Горло Белого моря, где-то далеко слева остались недоброй памяти Соловецкие острова, а попросту - Соловки, вышли в Баренцево море. Стала давать себя знать близость океана.

- Ну что, мореходы, может, кого укачало? - шутил капитан.

С момента выхода в море он почти не сходил с мостика, лишь изредка покидая его в короткие часы отдыха. Среднего роста, прямой, крепкий, с правильными чертами лица, он как-то сразу внушал уважение окружающим.

Его родители были раскулачены и сосланы в Игарку, где от голода и холода в ссылке всю родню похоронил Пантелей, став круглым сиротой. Работал, жил в нищете и неустроенности. Но нашлись добрые люди, обогрели, дали ему путёвку в жизнь - устроили матросом на мореходный бот "Хатанга", где тот оморячился, испытал, что такое шторм в открытом море.

Итак, впереди простирались просторы Баренцева моря. Где-то далеко справа на горизонте маячила полоска земли.

- Мыс Канин Нос,- кратко обронил капитан.

Коварная стихия как бы убаюкивала. "В добрый путь, в добрый путь",- выстукивал двигатель, обдавая жаром и запахом солярки из нутра корпуса.

Вперёд, несмотря ни на что, только вперёд. Капитан понимал, что в условиях шторма они - песчинка, пёрышки в океане. Верная гибель или удача - так надо. И он как никогда готов к тому.

У мыса Русский Заворот

Арктика, эта кухня погоды, бывает коварной и непредсказуемой. Вот и на этот раз потемнел горизонт, нарастал характерный свист ветра в снастях такелажа, на гребнях волн появились белые барашки пены. Бушующее Баренцево море будто испытывало незваных гостей.

Капитан, уцепившись за поручень руками, старался противостоять напору ветра. С трудом удерживаясь на ногах, пробрался на мостик его сменщик штурман Сургутский. Вдруг теплоход стал круто валиться на правый борт, палуба буквально уходила из-под ног.

Оглянувшись, штурман увидел в отсвете ходовых огней надвигающуюся с кормы, с левого борта, очередную волну. Громадная, серо-зелёная, с шипящими белыми гребнями, она катилась зловеще и неотвратимо. Теплоход тряхнуло, приподняло вверх на гребень волны и сбросило влево, в морскую пучину. Штурман встал за руль.

- Как видите, заваруха начинается,- предупредил капитан и, помедлив, добавил: - Будет ещё хуже.

Шло время, настойчиво стучали часы на стенке рубки.

- Держать точнее,- сквозь вой ветра донеслась команда капитана.

Он предположил, что по времени они должны быть у мыса Русский Заворот, что у входа в устье Печоры. Что-то недоговаривая, скомандовал:

- Тихонов, приготовить спасательные нагрудники.

- Уже готовы,- отозвался тот.

В голосе капитана звучала уверенность, казалось, он знал, что делать. Эта уверенность передалась остальным, внутренне каждый был собран и готов к любым, даже самым тяжёлым испытаниям.

Подвиг капитана

Солёная водяная круговерть, удары волн - всё смешалось, впереди идущие суда скрылись в водяной мгле, ориентировка была окончательно потеряна. Капитан сам встал за руль.

В очередной раз содрогнулся корпус. Казалось, всё так же, но что-то неуловимое заставило капитана сжаться, внутри у него что-то задрожало, заныло. Однако он взял себя в руки и твёрдым, сдавленным голосом скомандовал:

- Срочно осмотреть корпус.

Тихонов направился по левому борту, старпом - по правому. Молодые и ловкие, они смело ступили на уходящую из-под ног палубу. Скользя руками по штормовым леерам, быстро добежали до средней части корпуса, где перед их взором открылась ужасная картина.

Примерно треть корпуса отделилась, удерживаясь на плаву. В образовавшемся промежутке в обрамлении искорёженного металла угрожающе клокотало и пенилось море.

Казалось, гибель неминуема. Инстинктивно оттолкнувшись, чтобы не быть смытыми очередной волной, они бросились обратно.

- Носовая часть отделилась, мы пока на плаву, держит водонепроницаемая переборка,- срывающимся голосом доложил штурман.

Из машины по переговорной трубе прозвучал взволнованный голос Тихонова:

- Двигатель встал, во всасывающем коллекторе вода.

Спасти экипаж, спасти людей - это теперь самое главное. Капитан понял, что кормовая часть корпуса удержится на плаву недолго, они обречены.

- Все наверх, аварийный запас в шлюпку,- распорядился Игнатков, хотя и сам мало верил в возможность спасения на ней.

Положение стало катастрофическим, просто отчаянным. Море бушевало с прежней силой. Круговерть солёной воды, свист ветра, удары волн - всё слилось в какой-то свирепой какофонии. Однако капитан сумел разглядеть, что носовая часть как бы встала на своё место. В сознании его мелькнуло: нужно перебраться туда, там спасение.

- Все за мной,- сквозь шум ветра и воды донёсся его решительный голос.- Теплоход обречён, нет сил его спасти. Переберёмся на нос - спасение там и только там! Время дорого! Кто будет прыгать?

Они стояли перед ним, его команда. Они не были сломлены, они были просто в растерянности. Время отсчитывало секунды.

- Тогда буду прыгать я,- решительно заявил капитан.

В такие моменты обычно за какие-то короткие мгновения перед глазами пролетает вся жизнь. Кто он - кулацкий сын, ненадёжный человек? Нет, он сын своего великого народа, своей Родины, и не на словах сейчас это докажет! Сейчас или никогда! Вперёд! Он спасёт вверенных ему людей или погибнет.

Напрягшись, капитан прыгнул, оборвался и исчез в клокочущей пучине. Гибель была неминуемой. И каково же было удивление и радость команды, когда подброшенный очередной волной капитан чудом вскарабкался на борт. Помогла его природная смекалка.

Изловчившись, он быстро перебросил своим лёгкий швартовый трос. Волны толчками, на короткий момент, приближали оторванную часть корпуса, где капитан успевал подбирать слабину. Раз за разом уменьшался разрыв.

- Старпом, под личную ответственность, срочно эвакуируйте людей,- хриплым, срывающимся голосом распорядился Игнатков.

Корма продолжала погружаться, она могла утащить за собой и остальную часть, где спасались люди. Мощный стальной трос был натянут, как стрела.

- Рубить "брагу",- скомандовал капитал.

Однако ни зубила, ни топора не нашли. Кто-то пытался развязать намокшие шкимки, они не поддавались, кто-то, захлёстываемый очередной волной, с досадой кричал:

- Нож, нож давайте.

Положение становилось опасным, просто отчаянным. В любую минуту их могло утянуть на дно морское. Туда, откуда они, казалось, только что выбрались. Кто-то вспомнил, что Тихонов, как истинный, уважающий себя мужчина, носил за голяшкой финку.

- Лёшка, где твоя финка?

- Есть финка,- вспомнил Тихонов.

- Давай режь, режь шкимки.

Лёшка, понимая ответственность, бросился к тросам под прикрытием носового фальшборта. Его накрыло очередной волной, он сумел удержаться и стал орудовать финкой.

Следующую волну капитан увидел первым. "Однако, девятый вал",- только и подумал он. Что успел сделать, так это крикнуть:

- Лёшка, держись!

Однако вал накатился, поднял Тихонова над палубой и отбросил прочь. "Теперь амба,- как молния, пронеслось в Лёшкиной голове.- Прощай, молодая жизнь и отчий дом, прощай, мать родная".

Все замерли в безысходном отчаянии. Однако Лёшка задержался на леерах правого борта, хотя и не мог встать, так его шмякнуло о чугунный кнехт. Подскочили друзья, подняли, и только тогда кто-то спохватился:

- Лёшка, где финка?

Вмешался капитан:

- Обыскать всё, может, где найдётся!

И впрямь, злополучную финку обнаружили под кнехтом. Лёшка быстро очухался и проворно разрезал шкимки. Трос скользнул по металлу, высек искру, с шумом шлёпнулся в воду и исчез в клокочущей пучине. Большая часть их теплохода, помаячив в стороне, скрылась во мгле стихии, скрылась навсегда.

Капитан, обессиленный и поникший, спустился вниз, в помещение надстройки.

- Ветер в сторону берега, куда-нибудь прибьёт,- сказал он штурману.- Последи за обстановкой, а я отключусь ненадолго.

Шли часы, нестерпимо болтало, стала ощущаться жажда, хотелось перекусить. Никаких запасов в носовой части не оказалось. Оставалось одно - беречь силы и ждать. И они ждали.

После шторма

Утро, тихое и солнечное, породило у всех твёрдую надежду. Их прибило к большой продолговатой песчаной косе, которая и не дала дальше тонуть обломку теплохода, на котором ютились все восемь человек.

- Гуляевские Кошки,- твёрдо определил капитан.

Жажда томила людей, пожалуй, больше, чем голод. Капитан дал задание обследовать берег. Возможно, где-то есть пресная вода или жильё.

Сошли трое - старпом, Тихонов и моторист. Усталые и голодные, они не могли уйти далеко. На берегу было много всякого хлама, выброшенного штормом.

- Братцы, нашёл! - послышался радостный крик моториста.- Ящик, похоже, внутри масло.

Перевернули, оказалось - только четверть ящика сливочного масла, перемешанного с песком.

- С паршивой овцы хоть шерсти клок,- подытожил старпом.- Заберём, пригодится.

Дальше идти не было сил, двинулись обратно, еле волоча ноги, мучимые жаждой, усталые и голодные. На борту найденный ящик, как драгоценную ношу, передали в руки капитана.

Казалось, надежд на спасение не было никаких.

- Пропадём мы здесь, никто нас не ищет.

Для ещё одной поездки на берег не оставалось сил.

- Нас ищут и обязательно найдут,- успокаивал капитан.

Найденное масло перетопили, отделили от песка, и перед сном капитан лично выдавал каждому по столовой ложке, приговаривая:

- Берегите силы, они нам ещё пригодятся.

Ночью, ожидая самолёта, жгли костры.

Нестерпимо долго тянулись часы, менялись сутки, мучила жажда. Казалось, нет ничего дороже живительного глотка воды. В один из таких дней кто-то громко известил:

- Самолёт, самолёт летит!

И впрямь, с южной стороны показался самолёт, он шёл на небольшой высоте.

- Ли-2,- заметил кто-то.

Самолёт пролетел, сделал круг, покачал крыльями и улетел. Дружное "ура!" разнеслось над просторами Баренцева моря. Однако ни в тот день, ни назавтра помощь не последовала.

- Теперь продержимся,- вслух размышлял капитан.- Сегодня пятые сутки как здесь, помощь близка.

Очередной рассвет они уже не ждали. Как гром с ясного неба, раздался радостный крик:

- Помощь пришла, пришла помощь!

На горизонте увидели корабль. Это был военный тральщик. От него отделилась маленькая точка, она приближалась, увеличивалась.

- Мотобот,- предположил кто-то.

Он причалил с противоположного конца косы. Вскоре показались люди, их было четверо - трое матросов во главе с мичманом. Рослые, загорелые, в оранжевых непромокаемых гидрокостюмах, они, как сказочные богатыри, брели к борту прямо по воде. На головах - надвинутые на самые брови бескозырки с золотым тиснением "Северный флот".

Матросы, никого не слушая, стали переносить на сушу обессиленных людей. Капитан покинул борт последним.

Мотобот деловито резал своим штевнем зеркальную морскую гладь. Под штормовым тентом, прижавшись друг к другу, молча сидели его люди. Их жизни теперь не угрожала опасность. Они прошли крещение в солёной купели, выжили.

Может, так и рождается морское братство. Капитан сумел их спасти, и это для него самая большая награда.

А вот и тральщик, причалили по всем правилам. На внутренней палубе их ждал сам командир корабля. Он был немногословен. Узнав, кто из прибывших старший, сам подошёл к капитану и крепко пожал руку.

В кают-компании был накрыт скромный стол - белый хлеб, масло и чай. За приёмом пищи следил корабельный врач, он боялся осложнений или смертельных исходов после длительного голодания.

А дальше? Дальше, в устье реки Печоры, на рейде к острову Филькин на борту флагмана капитана Игнаткова и всю команду ждал сам начальник экспедиции Фёдор Васильевич Наянов. Он встретил по-отечески душевно, поздравил всех, как героев, а потом подошёл и обнял каждого, расцеловал.

- А теперь,- торжественно провозгласил он,- гуляйте, ешьте и пейте, что пожелаете. И не забудьте приодеться на складе.

А потом их поздравляли друзья и товарищи по совместному плаванию. Побывали они и в Нарьян-Маре, отведали знаменитой печорской сёмги.

Через несколько дней праздный образ жизни прервал приказ. Их распределили по разным судам. Шла подготовка к выходу в море, в путь - на восток.

Этой памяти верны

...В один из погожих зимних дней моё литературное бдение прервал настойчивый телефонный звонок. На том конце провода - незнакомый голос, просьба встретиться.

А вскоре появился и гость - Виктор Иванович Игнатко, внук Пантелея Тихоновича Игнаткова. Тут и выяснилось, что фамилия Пантелея Тихоновича - тоже Игнатко, просто кто-то, выписывая документы, добавил букву "в", и получилось - Игнатков.

Внук свято чтил своего деда. Из моих газетных статей он узнал подробности его подвига в студёных водах Баренцева моря.

Шло время, Виктор Иванович часто бывал в городе, не забывал нас, своих друзей. Как-то в июне мы оказались в Ирбее, его родном селе. Почтить память капитана Игнаткова пришли не только родственники, но и односельчане. Много молодёжи, детей - этих неугомонных "почемучек" интересовало всё происходящее. С нами был и член команды Игнаткова Алексей Петрович Тихонов. Его воспоминания слушали затаив дыхание.

У накрытых столов по христианскому обычаю за светлую память выпили по чарочке. Погода как по заказу - солнце слепило глаза, в кустах щебетали стайки пернатых проказников. Лёгкий ветерок колыхал Военно-морской и Андреевский флаги.

От кладбища двинулись в сам Ирбей. На одной из улиц нас остановили сельчане, позвали к себе. Прямо во дворе, под открытым небом, был накрыт скромный стол. Здесь тоже помянули земляка-капитана. Жаль, что мы спешили. Нас провожали и мужчины, и женщины, они долго стояли у ворот, махая вслед.

Подумалось: может, придёт то время, когда, по морской традиции, на борту нового красавца теплохода появится краткая надпись: "Капитан Игнатков".